«Вот яблоко. В нём зёрна.»

«Вот яблоко. В нём зёрна.»

Стихи

 

* * *

И лишь в одном душа моя тверда:

Я изменяюсь, – но не изменяю.

Зинаида Гиппиус.

 

Вот яблоко. В нём зёрна. Я – одно.

Съедите яблоко… А зёрна – за окно.

Чрез срок – лист первый из земного

чрева,

и, смотришь – уж не деревце, а древо.

А яблоки какие там, друзья!..

И в каждом яблоке том буду я.

Вы ж осознайте под своим окном,

что суть не в яблоках, а в дереве одном.

 

* * *

Я будто, я словно,

я, может, прозрачный,

поток безусловно,

живой однозначно.

 

Несущий не влагу,

всё жидкое ложно,

слова на бумагу,

и, камни, возможно.

 

Ломая границы,

конечно, жестоко,

я льюсь на страницы

гранитным потоком…

 

* * *

О, всё знакомые черты…

Всего каких-то пара линий,

и вот, с букетом белых лилий,

с портрета нежно смотришь ты.

 

Лукавый взгляд оленьих глаз

и упрекает, и прощает,

и даже будто обещает,

что ты заговоришь сейчас.

 

Не пред картиною стою

ты наяву с букетом лилий,

поправ законы чётких линий

протянешь руку мне свою.

 

Я жду, мой друг. Спеши. Пора…

А на устах полуулыбка,

или художника ошибка,

или фантазии игра.

 

* * *

Наталье Кристиной

 

В твой стан далёкий Млечный путь

бумажный гонит пароходик,

и что-то вслед за ним уходит,

представишь, вспомнив как-нибудь,

ночных дворов оскал немой,

где сердце бьётся как шальное,

и громыхание стальное

подъездной двери за спиной;

и тёмный лестничный пролёт,

здесь по углам ютятся страхи,

и будто крыльев чёрных взмахи

сквозняк, что за душу берёт…

 

Почтовый ящик, дрожь в руке,

но пуст, увы, седой от пыли…

Все пароходики уплыли

по мной придуманной реке…

Ещё рывок; я дома;

свет

на тесной кухонке включая,

вдох-выдох ароматом чая

и дымом крепких сигарет…

 

Не почерк шрифт, он скуп и сух

и, в книге не найдя ответа,

с тобой до самого рассвета

я разговариваю вслух…

 

* * *

Приручённую птицу

и вдруг

по зиме отпустить из полона?..

Разве бедная птица виновна,

что не знает дороги на юг?

С. Токомбаева.

 

Вверх по шаткой лестнице

загнала тоска…

Молодого месяца

золотой оскал

всё казалось ласковей,

жарче, горячей;

а тоска гнала скорей!

в непогодь ночей

за его улыбкою

(от такой в озноб!),

за мечтою зыбкою

паутиной троп…

 

Истоптав ботиночки,

всё к нему, вперёд…

А в глазах-то льдиночки,

обожглась … об лёд…

 

* * *

Невозможно

прозрачные буковки слёз

в твоём голосе дрогнувшем

не замечать.

Сергей Донбай.

 

Низать на нити улиц тёмных

(связать друг друга нечем)

стеклярус фонарей бездомных,

чтоб подарить при встрече.

 

О разном говорить, о многом;

о главном не решиться…

И табачком несёт из окон,

и стынет чай с душицей…

 

Вползают сумерки густые…

Блокнот почти дочитан…

И струны дрогнули застыли;

не струны души чьи-то.

 

* * *

Веронике Долиной

 

Там окон тёмные кресты,

там половицы нервно стонут,

и будто даже воздух тронут

отчаянием пустоты.

 

Там пыль не пахнет забытьём.

О, этот горький запах тлена,

он будто вырвался из плена

в разрушенный дверной проём.

 

Ступени не сбегают в сад

их оплетает вьюн безбожно,

мхи обживают осторожно,

вползая, словно наугад…

 

Там нет ни памяти, ни сна,

зато безвременья без меры;

дом-призрак без любви и веры

надеясь, ждёт придёт весна…

 

От сквозняков слегка знобит

и половицы нервно стонут…

Лишь дождевые слёзы тронут

тот дом, что нами позабыт…

 

* * *

Знаешь, как тает мечта на ладони?

Белый восторг превращается в слёзы.

В сумерках лживы и взгляды, и позы.

Город в своём равнодушии тонет.

 

Грязных желаний и мыслей сугробы

серые лягут вдоль улиц под утро.

Сердце одно терпеливо и мудро;

сердце – одно, средь гремящей утробы

города,

верит в мечту, и наивно

белый восторг на ресницы и губы

ловит, не зная, что лживы и грубы

могут быть те, кого любишь … взаимно…

 

* * *

По городу, которому бессонница

сомкнуть не позволяет глаз,

спешу к тебе давай не будем ссориться,

пусть ссорятся другие из-за нас…

 

Не улицей, там и тропа нехожена…

Как леденцы на палочках бери!

ждут самого последнего прохожего

(спешащего куда-то) фонари.

 

За месяцем, серьгою в небо брошенным,

спешу к тебе, не разобрав пути,

пока не раскатились звёзд горошины,

чтоб хоть по ним суметь тебя найти…

 

* * *

Город стих. Жемчуга фонарей

нанизав на проспекты пустые

город в сумерки рвётся густые

у закрытых дверей…

 

И, ночную дробя тишину,

звёздной пылью наполнив карманы,

ты идёшь провожая в туманы

золотую луну.

 

Время ход замедляет к утру…

И мечты бледный день разметает,

так листва с тополей облетает

на сентябрьском ветру…

 

* * *

Подумать только – облака!

И снова мысли душат…

И даже нежная рука

не исцелит мне душу…

 

И омут тихих серых глаз

лукавой лаской брызжет,

и этот взгляд – в который раз! –

дотла мне сердце выжжет.

 

И губы сладкие твои

рождают песни лета…

Любовь прекрасна – для двоих,

но – для кого-то, где-то…

 

О, как печаль моя горька,

и счастье моё мнимо…

Подумать только – облака! –

но, как и счастье – мимо…

 

* * *

Когда-нибудь (застигнута врасплох)

постичь не в силах разочарованья,

вернусь в свой сад,

что в пору увяданья

и к моему страданью не оглох.

В нём всё живёт,

одним лишь днём

и пусть!

пока в ночи вдруг заморозок грянет.

Я в сердце сада

он мне в душу глянет,

и мы разделим горе, горечь, грусть.

Ещё нескоро ляжет снежный гнёт,

и мне, поверив в Бабье лето, снова

сад в утешенье дорогое слово

листвой опавшей ласково шепнёт

 

* * *

Погода портится… Октябрь.

Сад в летаргии – не во сне…

И в воздухе ещё не снег,

и не предчувствие (хотя бы)…

 

И в голосе ещё не лёд –

слова отточены, не колки…

Нагих ветвей сухие толки,

да туч немых свинцовый гнёт…

 

Погода портится… И пусть

октябрь уж не оплачет сада…

И лишь старинная ограда

сочит рябины ржавой грусть.

 

* * *

Доверься духу выходного дня;

его объятья тёплым пледом

врачуют душу, и при этом

ни слов не нужно, ни огня.

 

И пальчиком бессмысленно следи

мороза первого картинки,

считай летящие снежинки,

как будто вечность впереди…

 

Который час неважно!

Дай судьбе

хотя бы день на передышку,

день недочитанную книжку,

где я скучаю по тебе…

 

* * *

Я полюбила быт за то,

что он наш общий быт,

что у меня твоё пальто

на вешалке висит.

Римма Казакова.

 

От звонка до звонка

коридор изучать…

В сердцевине замка

поворота ключа

ждать…

 

У мутных зеркал

и ответ – приговор,

одинокий оскал

в сердцевину – в упор…

 

А потом – как во сне –

не в любви, а во лжи,

только тающий снег

на ботинках… чужих…

 

* * *

Пахнет хвоею еловой,

и легко идти,

мальчик мой белоголовый,

нам не по пути.

 

Здесь простимся, у опушки…

Ну, теперь беги,

ждут тебя друзья-подружки.

Ждут меня враги.

 

Вкруг тебя курится ладан.

Бог тебя храни!..

Мне ж заступников не надо,

злые все они.

 

Что же ты стоишь угрюмый,

не стремишься в путь…

Обо мне, прошу, не думай,

обо мне забудь.

 

Всё минует: время, люди…

И в такой же час

даже запах хвои будет,

но не будет нас.

 

* * *

Как таинственно и тихо

сумрак крылья распростёр…

Вдруг языческий костёр

до небес взметнулся лихо…

 

Заплетая ветви в косы,

в диких всполохах костра

бродят тени до утра

распоясаны и босы.

 

Их русалочьи повадки,

смеха лёгкого звонки,

их духмяные венки

так заманчивы и сладки…

 

Ночь Купальская к исходу.

Прячет папоротник цвет…

Где же счастье?..

Но в ответ

лишь луна глядится в воду.

 

* * *

Там в кружеве ветвей,

в паучьем деле тонком

трепещет солнце

скольких! летних утр

ты росный

собираешь перламутр

на нитку лет…

совсем ещё ребёнком.

 

В любви и нежности

твоей равновеликой

простая мудрость:

взгляд открытый в мир,

жест сердцу и

так трогательно мил

рот, перепачканный клубникой.

 

Ах девочка!

в руках ромашковым букетом

вся жизнь

(пока не очень и пестра).

Так часто

в сполохах осеннего костра

тебя я вижу

тем далёким летом.

 


 

РЕЗОНАНС НА ПРОЧИТАННОЕ

«Когда-то мы с Натальей Николаевной Гончаровой говорили о том, что от стихов Ольги Комаровой тянутся два шлейфа: один в серебряный, другой в золотой век русской поэзии. Потому что основа Ольгиного поэтического творчества великая классическая поэзия. При этом непостижимым образом её стихи остаются абсолютно современными. Может быть потому, что в них вечные человеческие чувства.

Лирика Ольги Комаровой это мягкий, негромкий разговор с читателем.

Можно представить героиню её стихов. Это взрослая умная женщина, задумчивая мечтательница, тонкая натура. Она умеет радоваться и умеет грустить. Душа её открыта всему доброму и прекрасному: природе, стихам, любви, музыке».

Сергей Гринберг.